Мне было всего 14 лет, когда я узнала, что беременна

Быть ребенком, внутри которого растет другой ребенок — это непростое испытание для девушки. Подростковая беременность намного реальней, чем кажется. В 2010 году 9% матерей в России были несовершеннолетними, а самый ранний возраст для материнства, зарегистрированный в нашей стране на 2016 год — 13 лет. Причины раннего материнства всегда разные: сложная семейная ситуация, отсутствие элементарного сексуального воспитания, а так же, преждевременное половое созревание. Мне стало интересно, что значит быть юной матерью, и как девушки справляются с таким опытом.

Мне было всего 14 лет, когда я узнала, что беременна. Как сейчас помню: было холодное январское утро, я проспала первый урок, потому что мне было плохо. Поднявшись с кровати, я осознала, что уже 8:30 утра, а я не могу найти силы, чтобы просто встать с постели. Комната вокруг была темной, зимнее солнце еще не успело осветить улицы, из окна в комнату проникал холодный воздух — депрессивная атмосфера.

Еще никогда мне не было так паршиво по утрам. Обычно мама будила меня, готовила завтрак, отец спрашивал, какие сегодня будут уроки и готова ли я к ним, а после я одевалась, встречала своего парня у подъезда, и вместе мы шли в школу по дороге, которую я знала вплоть до последней кочки.

Этим утром всё было по-другому. Казалось, дома никого не было, а на телефоне маячил пропущенный от Никиты — моего молодого человека.

Кое-как я добрела до ванны, где начала умываться и приводить себя в порядок. Когда я увидела в зеркале свое лицо, мне стало дурно. Я была бледной и усталой, а на лбу не исчезала испарина. Дальше всё как в тумане: комната закружилась, в глазах появились темные точки, а мое ослабленное тело поползло вниз, пока не коснулось холодного кафельного пола. Обморок.

Очнулась я от того, что мама трясла меня за плечи и пыталась поднять с пола, она звала меня по имени, и ее голос был очень напряженным и испуганным. После того, как ноздри обжег едкий запах нашатыря, меня стошнило. В школу, я конечно же, не пошла. Мама уложила меня в постель, принесла чай и завтрак, чтобы я вернула себе силы, но есть мне не хотелось. Во рту все еще был горький привкус рвоты, а конечности ослабли так, что поднять чашку с горячим напитком казалось невыполнимой задачей. Я подумала, что заболела, но совершенно не обрадовалась тому, что удастся пропустить школу. Мое состояние пугало меня, но в итоге я просто уснула.

Где-то к трем часам дня к нам в гости пришел Никита. Он не знал, почему я не пришла в школу, а на его звонки я не отвечала, поэтому он решил узнать, всё ли со мной в порядке, у моей мамы. Мои родители хорошо относятся к нему, поэтому мама, конечно же, позвала Никиту на чай.
Я проснулась, когда он зашел в комнату с шоколадкой и кружкой.

Мы общались, он рассказывал, что было в школе, спрашивал, что случилось со мной, на что я ответила, что, кажется, отравилась. Он пожалел меня, пожелал скорейшего выздоровления, поцеловал и ушел.
К вечеру я пришла в себя и была даже готова вернуться в школу на следующий день, к облегчению родителей. Но следующим утром мне снова было плохо и я опять провела час в ванной, где меня тошнило, кружилась голова, вот только на этот раз нашатырь был уже не нужен. Мама просто вызвала скорую.

Врач померил мне температуру, послушал стетоскопом, расспросил о жалобах, выписал какое-то лекарство и настоятельно посоветовал обратиться в поликлинику, чтобы сделать УЗИ, так как, по его словам, у меня было пищевое отравление и подозрения на гастрит.
Участковый врач в моей поликлинике была женщиной очень мудрой — она сразу исключила гастрит, как только услышала о симптомах. Меня отправили на УЗИ, и врач сказал фразу, которую ни я, ни моя мама не забудем никогда:

«Ваша дочь беременна».

Я увидела, как на лице моей мамы растет недоумение и страх.

«Это, должно быть, какая-то ошибка, ей всего 14 лет…», — единственное, что она смогла произнести.

Вернувшись домой, мы с мамой долго говорили обо всем, что произошло. Я рассказала ей о том, что не так давно у нас с Никитой был первый секс, и что беременность не может быть ошибкой. Я плакала, потому что мне было страшно, стыдно и больно. Мама не злилась, но всем видом давала понять, что ее сердце разбилось в тот момент, как я произнесла слово «секс». Я призналась ей, что раньше никогда не делала этого и что Никита был первым и единственным парнем, но вот о контрацептивах мы не подумали.

Никите было 16, он, как и я, был глупым подростком, который не мог обеспечить девушке никакой безопасности и подойти к вопросу полового акта грамотно. Мы совершенно не думали, что могут возникнуть трудности, мы выпили пива и веселились, пока его родители были в отъезде.

Мама пообещала, что первое время она ничего не скажет отцу, пока не решит, что делать дальше и как его лучше всего подготовить к такой новости. Папа — человек военный, со строгим характером и консервативными взглядами. Нельзя было рассказывать ему такие новости, обливаться слезами и просить не сердиться. Он достал бы Никиту из под земли, и между нашими семьями возник бы конфликт.

Той ночью я слышала, как мама звонила бабушке и приглашала ее приехать к нам на выходные, а затем она еще некоторое время провела в ванной и тихо плакала, пытаясь скрыть слезы под шумом, струящейся воды. Я же не могла уснуть. Решив, что говорить Никите я ничего не хочу, я перестала отвечать на его сообщения и звонки, а если и отвечала, что очень односложно. Мне было страшно, что он бросит меня, если узнает о ребенке, поэтому расстаться на менее драматичной ноте казалось правильным.

На следующее утро мне было не так плохо, как до этого, и я обрадовалась, что смогла взять себя в руки, иначе папа бы заподозрил неладное. Мы с мамой снова сели за стол, чтобы обсудить, что делать дальше.

«Об аборте не может идти и речи, ты слишком молода для такой операции, да и отец ни за что не согласится брать грех на душу и оплачивать его», — так говорила мама, обрекая меня на очередные слезы. Мне было страшно, что ничего нельзя изменить, повернуть время назад и проснуться утром без такого «груза».

«Ты будешь рожать, а мы с папой и бабушкой возьмем ребенка на воспитание», — мамины слова были четкими и продуманными, но она всё же попыталась нежно улыбнуться мне, чтобы рассеять свой строгий тон.

«До того, как появится ребенок, ты будешь учиться на дому, а после просто вернешься в школу, и мы будем помогать», — мамин голос наконец-то стал спокойным и лаконичным. Тогда ее идея казалась мне нелепой: «Как так, я не буду ходить в школу, гулять, я же сойду с ума, сидя дома!».
Сегодня я пришла к осознанию, что то, что со мной случилось, было намного серьезней детских забот. Я была ребенком с ребенком внутри, маленькой мамой, которая ничего не знала ни о беременности, ни о воспитании детей, не говоря уже о родах…
Вечером приехала бабушка, а когда вернулся отец, мама созвала всех на «семейный совет».

Поначалу меня на нем не было, лишь из своей комнаты я слышала, как гнев отца раскатывается по квартире, а мама пытается усмирить его, приводя свои продуманные доводы, описывая составленный ей план. Бабушка была на ее стороне.

Когда меня пригласили на кухню, отец уже наливал себе стопку водки. Мне было страшно, а на глазах застыли слезы. Я села рядом и еще раз рассказала свою историю, на этот раз предоставляя ее на суд отца и бабушки.

В конце вечера папа ушел спать, потому что водка дала о себе знать. Мама и бабушка успокоили меня, сказали, что завтра всё станет понятней, лучше, а сейчас нужно отдыхать.

«А как быть с Никитой?» — спросила я подавленным голосом.

«Я поговорю с его родителями. Он еще ребенок, как и ты. Вам сложно будет встречаться», — в голосе мамы звучала такая эмпатия, что мне было трудно поверить в ее слова. Она действительно переживает за меня и мои отношения с парнями, хотя я проявила себя как плохой ребенок.

Вопрос с Никитой был решен очень быстро. Я поговорила с ним, рассказав, что беременна, а моя мама сообщила новость его родителям. Никита воспринял сказанное, как и ожидалось, с испугом и изумлением. Разумеется, наши отношения сошли на нет, он буквально исчез из моей жизни, оставив о себе вечное напоминание о наших отношениях, которое с каждой неделей становилось всё больше и реальнее.
Родители Никиты предложили нам денег на содержание ребенка, но мама отказалась от этой помощи, сказав, что мы обо всем позаботимся сами, а им стоит позаботиться о своем ребенке. Никто никого не винил, никто не скандалил, не было драм и истерик. Мама просто расставила все точки на i, так как я не была способна сделать это самостоятельно.

Итак, здесь начинается история о том, как я выносила, родила и продолжила свою жизнь уже с ребенком на руках.

Мама повела меня в частную клинику, где мы заключили договор на ведение беременности. Мне сделали новое УЗИ, на котором я впервые увидела, что происходит внутри меня. Платная клиника предлагала разные виды УЗИ, которые помогали бы отслеживать изменение плода, контролировать мое состояние и вести полный учет процесса беременности. Поначалу все эти сложные процедуры пугали меня, но мама всегда была рядом, держала меня за руку и всегда сама общалась с врачом, чтобы я не чувствовала себя так, словно этого не должно было произойти со мной — 14-летней девочкой.

Я была на 4-й неделе беременности, когда мне впервые показали экран, на котором виднелся небольшой бугорок — мой будущий ребенок. Помню, что я плакала во время приема и после, когда мы ехали домой в такси. Мне было страшно и непривычно осознавать, что внутри меня что-то есть и скоро оно станет больше.

Отец тратил много денег на продукты, фрукты, витамины, для того, чтобы я чувствовала себя комфортно во время беременности. Мой аппетит менялся очень быстро. Я больше не могла есть то, что любила, к чему привыкла дома. Сегодня мне могло хотеться съесть мяса, а на следующий день я не могла терпеть даже его запах. Мое тело также начало меняться, и отец выделял деньги еще и на то, чтобы я купила себе новую одежду.

Признаться, это было очень приятной стадией беременности. Мы с мамой ходили в магазин, и я примеряла мягкие вязаные платья, которые бы увеличивались вместе с животом. Во время шопинга я чувствовала себя лучше, мне удавалось забыться, сблизиться с мамой еще больше. Во время одного из наших походов она рассказала мне, как о ней заботился мой отец, когда она была беременна мной.

Мамины рассказы также очень помогали мне, когда со мной происходило что-то, чего я не понимала, что пугало меня и доводило до слез. Я никогда не была плаксивой девочкой, не расстраивалась, даже если получала двойки, но во время беременности я плакала почти постоянно.

Тем временем зима подходила к концу, снег на улицах таял, начинали петь птицы и солнце теперь светило ярче. Каждый день, кроме субботы и воскресенья, а также тех дней, когда мне нездоровилось, ко мне приходили репетиторы, и мы занимались всем тем, чем я не могла заниматься в школе. Я изучала всё по школьной программе: алгебру, русский язык, английский язык, литературу, физику, химию и географию. Заниматься приходилось в ускоренном режиме, так как мама переживала, что на последних месяцах беременности и после родов мне будет не до учебы.

Мне нравилась индивидуальная программа, ведь я получала много знаний и никто не смотрел на меня косо. Папа позаботился о том, чтобы со мной работали хорошие преподаватели из вузов, а я, в свою очередь, очень старалась и прилежно выполняла задания в благодарность за его поддержку. К концу беременности я была готова сдавать экзамены и была уверена в своих силах.

Тяжело было жить в изоляции от друзей. Моими единственными собеседниками были члены моей семьи, а также подруги, с которыми я общалась в интернете. Я не могла рассказать им, что со мной происходит, ведь тогда об этом узнала бы вся школа. Не то, чтобы я не доверяла друзьям, но беременность в 14 лет — самый лучший слух, который можно было бы пустить, и для этого достаточно было лишь поговорить об этом с кем-то еще. Я и так переживала, что Никита мог кому-нибудь рассказать.
Так что мои будни были весьма унылыми. Днем я училась, а вечером читала книги о беременности, которые приносила мама. Иногда мы с родителями ходили в кино или устраивали семейный ужин, где меня угощали разными деликатесами. Но никто не приходил ко мне в мой материнский эскапизм.

Где-то на 13-й неделе беременности у меня наконец закончился токсикоз, и я смогла вернуться к нормальной жизни, без слабости, обмороков и тошноты.

Мое тело начало расти очень быстро: увеличилась грудь, располнели бедра, постоянно болела поясница и ныли суставы ног.
Я всегда была очень хрупкой девушкой: при росте 159 сантиметров я весила всего 45 килограмм. Теперь же я весила все 60, и одежду приходилось менять чуть ли не каждый месяц.
Мама также водила меня на специальный массаж и гимнастику для беременных, что было немного странно для меня, но хорошо помогало справляться с усталостью. А еще я ходила к психологу.
Беременность в раннем возрасте — это не только вопрос морали, этики, но еще и психологического здоровья. Несмотря на то, что мама очень сильно помогала мне преодолевать страхи, истерики и новые открытия, психотерапия была нужна для другого — принять тот факт, что я будущая мать, а моя жизнь больше никогда не будет прежней. Также специалист прорабатывал со мной вопросы, о которых я не могла даже думать в свои 14.

Например, страх смерти во время родов, осознание, что из моего тела выйдет другое тело и будет много крови и других неприятных вещей. Когда мне задавали вопросы о физиологических последствиях, я даже не сразу понимала, о чем идет речь, мои глаза округлялись от удивления, когда я узнавала, что вообще происходит с женским телом во время родов.

Иными словами, мне пришлось повзрослеть очень быстро. К концу беременности новые термины стали для меня обычным делом, я могла бы рассказать любой девочке, что будет, если она попадет в подобную ситуацию.

5й месяц беременности были для меня лучшим временем в подготовке к материнству. У меня уже появился живот, который можно было увидеть, потрогать, а внутри то и дело давала о себе знать новая жизнь.
УЗИ показало, что у меня будет мальчик, и мы с мамой стали думать о том, как его назвать.

Мне объяснили, что ребенок — часть меня и что с ним можно общаться, его нужно чувствовать и принять. Я гладила свой живот, прислушивалась к тому, как бьется мое сердце, пыталась различить сердечный ритм внутри себя. Иногда я даже говорила с ним, просила его не делать мне больно, когда придет время.
Мама посоветовала мне включать ему красивую музыку и читать книжки уже сейчас, ведь дети всё слышат даже на стадии плода. Я уже видела свое будущее с ним на руках. Страх и волнение не покидали меня ни на день, но я научилась воспринимать их по-новому, и в итоге полюбила своего будущего сына.

Лето пришло очень рано, жара началась еще в мае, а в июне я уже сходила с ума от духоты и сухости. В своих новых платьях я чувствовала себя настоящей принцессой, но мне было грустно, что мои одноклассники сейчас сдают экзамены и скоро будут отмечать выпускной после 9-го класса, а я пропущу этот праздник жизни, не надену красивый наряд, не пойду в парикмахерскую, чтобы сделать модную прическу, и не буду пробовать свой первый алкоголь на вечеринке в честь окончания школы.
Пить я не смогу еще очень долго!
Тем временем близился мой день рождения, и родители готовили мне ценные подарки, среди которых были вещи, недоступные для меня прежде.

Мне подарили книги, новую одежду и даже первый в моей жизни iPhone. Бабушка купила одежду для будущего ребенка, а дальние родственники передали множество полезных вещей, которые я смогу использовать, когда мой сын уже родится. Мама приготовила вкусный ужин, на который захотел прийти даже Никита…

Оказалось, что всё это время он очень сильно переживал, что бросил меня, ему было стыдно, что он испугался ответственности, а ведь у него ко мне были чувства.

Никита рассказал, что он нашел работу, что собирается бросить школу и пойти в колледж. Его родители также готовы помогать финансово.
Мама смотрела на меня и, кажется, читала мои мысли. Мне хотелось снова общаться с Никитой, хотелось рассказать ему обо всем, что я пережила, и, конечно же, разделить с ним будущие обязанности родителей.

Страх, что мы еще не готовы, был для меня недоступен, ведь я же справилась с тем, что ношу под сердцем ребенка, смогла побороть свои чувства и слезы, которые лились ручьем. Что помешает ему стать частью нашей семьи?

Мама разрешила нам общаться, но речи о том, что мы будем жить вместе и заботиться о ребенке сами, не было. Остаток лета Никита провел со мной и учился взрослеть так же быстро, как и я.
К концу лета я стала понимать, что мой срок близок. Еще немного, и на свет появится мой сын — Вова, в честь отца.
Меня положили на сохранение за месяц до официальных родов, так как я молодая мама, а с ними всегда много нюансов, да и к родам подходят по-другому. Меня наблюдали врачи в течение двух недель, а психолог вообще был рядом до самого конца.
Воды отошли раньше времени, и меня очень скоро перевели в родовую. Врач, которая принимала моего ребенка, была очень заботливой и нежной. Она объясняла каждое свое действие, говорила, что будет в определенный момент времени, а психолог держала меня за руку и шептала на ухо разные фразы, которые мы прорабатывали в течение беременности.

Эта женщина вообще стала мне второй матерью. Людмила Павловна — замечательный специалист, мастер своего дела и друг семьи.

Как прошли роды, я практически не помню, хотя многие женщины говорят, что это тот опыт, который они никогда не смогли бы забыть. Помню, что мне было жутко больно, что я кричала, плакала, напрягалась изо всех сил. Ощущение, что все мои кости раздвигаются, а кожа словно рвется изнутри, было очень ярким.
Я видела свою собственную кровь, чувствовала странные запахи, а вокруг меня было столько людей, столько разных голосов, что в какой-то момент я перестала различать, кто есть кто и что они делают со мной.

Как только врачи вынули его из меня и унесли, всё мое тело буквально обмякло, словно я была натянута как гитарная струна, а потом в долю секунды лопнула и обвисла на грифе.

Я помню последние несколько минут перед тем, как я отключилась: шок, страх, облегчение и глубокое разочарование. Я так привыкла к тому, что внутри меня жил человек, что после того, как он родился, меня поразило опустошение и одиночество.
Когда Вову принесли мне в первый раз, я снова плакала. Он выглядел странно: темный, сморщенный, живой…

Людмила Павловна объясняла мне, что может произойти, когда я увижу его, но я была удивлена. Я снова чувствовала своего ребенка, как бьется его сердце. Я могла вдохнуть его запах и прикоснуться к его коже. Это было незабываемо. В тот момент я поняла, что я безумно люблю этого маленького человека, люблю его так, словно мне не 14, а все 50 лет.

Всё случилось так, как спланировала мама. За Вовой ухаживали она и бабушка, а я вернулась в школу, снова надела свои старые вещи. Я проводила много времени дома с Никитой, мне хотелось почаще общаться со своим сыном, учиться всему тому, что умеют делать мои родители, и стать настоящим родителем.

Я закончила школу и поступила в университет. Никита пошел в колледж на заочное отделение и начал работать в фирме своего отца. Благодаря помощи родителей Вова ни в чем не нуждался, а я могла отдыхать, пока с ним нянчились мама и бабушка.

Сегодня я уже учусь на заочном отделении и работаю, а Вове уже 4 года, он ходит в садик. Бабушки заботятся о нем гораздо реже, потому что теперь я справляюсь со своей ролью не хуже, чем они. А с Никитой мы собираемся пожениться через год, ведь мы всё еще вместе и скоро станем настоящей семьей.

Ранняя беременность — это шок для матери-подростка, но если рядом есть близкие люди, всё это можно пережить. Всем тем девочкам, которые оказались в моей ситуации, я советую быть честной с родителями, ведь они — единственные люди, которые могут помочь.

Я не жалею, что мама настояла на родах, не жалею, что я пропустила свою юность, потому что должна была заботиться о Вове. Вы не можете знать, когда Бог пошлет вам такой дар, но это, бесспорно, подарок судьбы, и его нужно принять и полюбить.